Дэниел Левитин - нейробиолог и музыкант

Дэниел Левитин работал со Стиви Уандером, Ваном Моррисоном и Сантаной и многое знает о музыке, кроме одного - откуда она берется.

Ранним утром студенты потихоньку заполняют одну из аудиторий Нью-Йоркского университета, где состоится лекция по восприятию музыки. Первыми пришли две девушки - одна с ногтями, выкрашенными в черный цвет, другая - в хулигански винтажных сапогах на высоком каблуке.

За ними - молодой человек с бирюзовыми волосами. Легко представить себе, как они отнесутся к профессору Дэниелу Левитину, лектору 40 с небольшим лет, с мобильником на запястье, одетому в черные джинсы и галстук с безумным рисунком, - что там, волокно древесины? Или нереально увеличенные микроскопом бактерии?

Лекция Левитина, основанная на его новой книге «Музыка и мозг» («This is Your Brain on Music»), начинается с вымученной метафоры: что-то там про озера, катера и пробку, выскакивающую из бутылки. Так нейробиолог пытается объяснить студентам поразительную чувствительность барабанных перепонок - «всего лишь пары кожных лоскутов, туго натянутых на кость и колеблющихся взад-вперед». "Все, что мы слышим, - продолжает он, - интерпретируется мозгом, который основывает свои заключения на информации о покачивании барабанных перепонок, о том, как по ним ударяют звуковые волны, о частоте и высоте звука. Насколько сильно они колеблются и где точно вибрирует звук на перепонке?»

Похоже, Левитин почувствовал, что теряет интерес аудитории: он быстро ударяет по клавишам своего синтезатора, звучат начальные звуки легендарной песни Стиви Уандера «Superstition». «Что вы слышите?» - спрашивает он.

«Гитару», - подает голос один студент. "На самом деле, - вмешивается другой, - это был клавинет". «Правильно, Стиви Уандер играет на клавинете, который заставляет звучать подобно гитаре, - отвечает Левитин. - Стиви на самом деле сочинил эту песню для Джеффа Бека, гитариста, который так и не удосужился записать ее. Стиви был очень расстроен этим и записал ее сам - он хотел получить фирменный звук «от Джеффа Бека».

Теперь Левитина слушают внимательно. На самом деле Дэниел Левитин так близок к званию рок-звезды, как только может быть близок ученый. Он играл с Ваном Моррисоном и группой Стива Миллера Steve Miller Band. Работая с Уандером над составлением сборника его величайших хитов, он получил право называть Стиви по имени.

В 1980-х он был продюсером и звукооператором, работал с музыкантами из групп Blue Oyster Cult и Grateful Dead, с Крисом Иссааком, Сантаной и (он менее охотно признает это) с аккомпанирующей группой Уитни Хьюстон.

Однако фанаты почитают в Левитине не рок-музыканта, а нейробиолога. С тех пор как он написал книгу «Музыка и мозг», Левитин стал модным оратором. В книге, написанной живым разговорным языком, представлен обзор только возникающей «нейробиологии музыки». Здесь анализируется все - от генетической базы музыкального таланта, которой, похоже, не существует, до сексуальной притягательности Кита Ричардса.

Прочитав книгу Левитина, Дэвид Бирн даже посетил канадский Университет Макгилла, где Дэниел руководит лабораторией музыкального восприятия, познания и экспертизы. И дабы никто не подумал, что Левитин интересен только беби-бумерам, следует отметить, что Бирн привез с собой участников монреальской группы Arcade Fire (вниманию бумеров: это самая популярная постарт-инди-рок-группа в мире на сегодняшний день).

Как звучит универмаг

Всем в Нью-Йорке Левитин показался общительным, любопытным и спокойно-расслабленным человеком. Мы ездили с ним в универмаг Barney?s, где Левитин хотел купить пиджак для своего очередного появления на Fox News. Когда он обратился к продавцу из отдела быстрого обслуживания, одновременно отвечая деловым тоном по своему сотовому, мне показалось, что вновь воскрес его более ранний образ, созданный специально для публики, - утомленного и раздражительного музыкального магната.

Понятно, что Левитину так же легко говорить о психологии потребительского общества, как и о нейробиологии. Он регулярно читает лекции в компаниях Amazon и Microsoft, где почти всегда его спрашивают, какой музыкальный фон может стать двигателем торговли. "Одно исследование, - говорит Левитин, - обнаружило, что когда в винных магазинах включали классическую музыку, то их клиенты покупали более дорогой алкоголь. Хорошо ли подобран музыкальный фон в отделе мужской одежды универмага Barney?s? Они старались подобрать что-то молодежное и классное, - говорит он, прислушиваясь к тому, что он называет «музыкальные обои» - в данном случае это род легкого фанка. - Не думаю, чтобы это было правильно». Пока никто не нанял его в качестве консультанта по данному вопросу. Может быть Barney?s захотят сделать это?

Левитин уже работает экспертом по музыке для компании Nissan. «Это интересно, - говорит Левитин. - Они хотят сделать опыт вождения забавным и безопасным (насколько это возможно) и задались вопросом: существует ли такой тип музыки, которая помогает человеку сохранить бдительность на дороге?»

Nissan щедро заплатила Левитину за то, чтобы услышать ответ, который большинство людей знает и так: тип музыки будет меняться от человека к человеку. Но Левитин до сих пор сотрудничает с Nissan. Компания работает над созданием программы, которая поможет, базируясь на деталях биографии и реакции человека на короткие музыкальные фрагменты, определить, какая музыка предпочтительна для конкретного покупателя. Так, навскидку: что он посоветует для удержания внимания на дороге в час пик для такого водителя, как я, - мамочки лет 30 с небольшим, которая ездит на Subaru и любит читать? Левитин на мгновение задумался.

«Кого-нибудь вроде Райланда Кудера, его музыка имеет хороший ритм, но не давит. В ней также есть интеллектуальная составляющая». Выясняется, что задолго до того, как Nissan наняла его, Левитин старался разработать теорию, которая поможет предсказывать, какой род музыки понравится конкретному человеку.

Игры памяти

Некоторые из интеллектуальных упражнений Левитина внесли крупный вклад в развитие нейробиологии. Например, будучи студентом отделения когнитивной психологии Стэнфордского университета (который он бросил в 1978 году, чтобы начать свою музыкальную карьеру, и куда записался повторно 14 лет спустя), Левитин обратился к людям из кампуса и попросил их спеть свои любимые песни в его лаборатории. К его удивлению - и их тоже - большинство аккуратно попадало в начальные ноты подлинных записей песен и пело их в правильном темпе. Когда он проиграл запись их пения одновременно с оригинальной версией любимой песни (чаще всего это была песня Мадонны «Like a Virgin»), обе версии оказались практически синхронными.

Долгие годы ученые-когнитологи считали, что память восстанавливает лишь основное содержание того, что случилось, а логика дополняет детали. Однако исследование Левитина заставило их пересмотреть ранее дискредитированную теорию «магнитофонных кассет», согласно которой память кодирует опыт человека с почти идеальной точностью.

«Если вы слышали песню тысячу раз, вы запомните не только общее содержание песни, но и каждую ее часть, она проложит глубокий след в вашей памяти. И когда вас попросят вспомнить ее, вы услышите в своем сознании громкий хор тысяч людей, поющих в реальном мире. Таким образом, очень трудно спеть ее неверно».

Музыка как наркотик

Большинство исследований Левитина - попытка ответить на вопрос: почему музыка воздействует на нас эмоционально и почему мы любим музыку, которую мы любим. Левитин первым доказал, что музыка повышает количество допамина в прилежащем ядре мозга, которое отвечает за центры удовольствия и чувства вознаграждения. «Вы можете сказать: ну и что с того? - говорит Левитин. - Но это показывает нам, что существует нейроанатомическое подтверждение простой вещи: когда люди говорят, что они любят музыку, потому что слушать ее приятно, на биологическом уровне это действительно так. Приятная музыка активизирует те же районы мозга, которые включаются во время приема героина и опиума».

Окно в другой мир

Научная работа для Левитина - это способ понять власть, которую музыка имела над ним, когда он был ребенком и слушал Саймона и Гарфанкела, Чайковского. «Для меня музыка была окном в экзотический мир, - говорит он. - Я был белым ребенком из среднего класса, жил в пригороде. Когда я впервые услышал песню Джонни Кэша «I Walk the Line», для меня она звучала так, будто ее занесло к нам из космоса. Я услышал саундтрек из другого мира».

Левитин всегда хотел играть на электрогитаре, но его родители были убеждены, что, займись он этим делом, «уже через неделю лукавый будет сидеть у меня на коленях и кормить меня героином, и я, возможно, начну голосовать за демократов. Все это было недопустимо». В результате серьезно играть на гитаре Левитин начал только достигнув совершеннолетия, тогда же он бросил Стэнфорд и некоторое время не поддерживал отношений с родителями. «В моей семье, - шутит он, - считается, что зародыш человека может существовать самостоятельно только тогда, когда он получит диплом медицинского института».

Левитин начал ходить на прослушивания в рок-группы и попал в группу The Mortals, у которой были поклонники в Сан-Франциско. The Mortals не могли позволить себе нанять продюсера, никто из членов группы не хотел заниматься шлифовкой и формированием звука, к тому же Левитин был единственным необкуренным участником, способным сделать это как следует. Так началась его карьера инженера и режиссера звукозаписи.

Он записывал музыку со Стиви Уандером. Он играл в бильярд с Тори Амос в студии, где ее еще никто не знал, и сумел удачно разрулить ситуацию в день, когда Рик Джеймс появился там с динамитом, привязанным к телу, угрожая взорвать студию, если ему не вернут программные видеофонограммы. Студия сделала такое одолжение. Левитин зарабатывал хорошие деньги и занимал заметную позицию на студии Columbia Records. Но даже на пике продюсерской карьеры он и продюсер Сэнди Перлмэн, менеджер групп The Clash и Blue Oyster Cult, ездили в университеты Стэнфорд и Беркли, где посещали утренние лекции по нейробиологии, и возвращались в Лос-Анджелес на сессии звукозаписи, которые начинались в середине дня. «Я просто хотел понять, как работает этот мир», - говорит Левитин. Он выбрал нейробиологию почти случайно: просто знал одного из профессоров, преподававших этот предмет, и подумал, что тот пустит его и Перлмэна на лекции в качестве вольнослушателей.

В конце 1980-х в индустрию звукозаписи пришли транснациональные корпорации, бизнес начал изменяться, и Левитин решил закончить свое обучение в Стэнфорде, где он занялся исследованием музыкальной памяти человека. Оттуда он перебрался в Орегонский университет, где закончил аспирантуру по психологии, страстно желая продолжить исследования о том, как сознание воспринимает музыку. «Интересно вращаться в кругу умных людей, - говорит он. - Вы можете найти очень много умных людей в бизнесе. Но их намного больше в академических кругах». Когда его посетил Дэвид Бирн, Левитин показал музыканту один из своих самых интригующих экспериментов. Пианист исполнил ноктюрн Шопена на фортепиано Disklavier Pro, записывающем мелодию, которую играют на нем, и воспроизводящем ее нота за нотой.

С помощью компьютера пианист смог снизить темп выразительности выступления, исключив едва различимые переменные скорости и объема звучания и степени использования педали. В итоге финальная версия звучала полностью роботизированно.

Затем он понемногу начал добавлять экспрессию и даже преувеличивать ее.

Оказалось, что каждый человек, для которого Левитин играл разные версии пьесы, смог расставить их в правильном порядке - от наименее до наиболее выразительной. Результат трудный для понимания: кто бы мог подумать, что эмоциональный компонент музыкальной пьесы лишен индивидуальности? "Более того, - говорит Левитин, - потрясающе, насколько изменение времени звучания ноты в физическом мире - иногда на такую малость, как менее миллисекунды, - влияет на эмоциональную реакцию мозга. Почему время звучания так мощно связано с эмоциями?» - спрашивает он. И каков же ответ? «Я не знаю!» - говорит Левитин, который не боится признать, что многое в музыке остается для него тайной.

Откуда приходит мелодия?

Некоторые исследователи, такие как ученый-когнитивист Стивен Пинкер, утверждали, что музыка - это легкомысленный побочный продукт развития нервной системы, предназначенной для речи. Но Левитин убежден, что музыка это не случайный когнитивный фактор.

«Мы не знаем, как восприятие музыки закодировано в генах, но если это действительно так, то музыка служит решению какой-то важной биологической и эволюционной задачи», - говорит Левитин. Он указывает, что в большинстве языков слова «танец» и «музыка» звучат одинаково. И танцы, и музыка могли быть, так же как и охота, выражением ценности мужчины. «Танцуя вокруг костра часами, мужчина мог демонстрировать физическое и сексуальное превосходство и свою когнитивную гибкость.

Музыкальный талант может служить той же цели, что и хвост павлина, - украшение, которое не выполняет никакой функции, исключая демонстрацию экстравагантности. Это все равно что заявить: у меня так много пищевых ресурсов, что я могу потратить их все на метаболическую энергию, на это шоу, так что выбери меня». Для каждого, кто находит маловероятным, что музыкальность может служить сексуальным преимуществом, Левитин указывает на Кита Ричардса: «Этот парень страшен, как смертный грех, но для многих женщин он является секс-символом. Когда вы наблюдаете такое поведение, то, как биолог, понимаете, что это не только культура и общество. Есть в этом нечто более глубокое». Было время, когда Левитин мечтал стать знаменитым, как Кит Ричардс, просыпался среди ночи с песней, полностью сформировавшейся в его мозгу, выпрыгивал из кровати, чтобы записать ее, уверенный, что наконец-то настал его звездный час.

Ему требовалось еще несколько часов, чтобы понять, что он не написал великий американский хит. Это сделал Боб Дилан: песня называлась «Tangled up in Blue». «Часть вашего мозга, которая дает оценку новизны произведения, не всегда срабатывает во время сна», - говорит Дэниел печально.

Это не заставило Левитина бросить карьеру музыканта - он долго был сессионным музыкантом на студии звукозаписи и до сих пор играет с одной монреальской рок-группой. Это группа ученых, которые называют себя The Diminished Faculties.

На какой музыкальный вопрос он хотел бы найти ответ прежде всего? Левитин отвечает с точки зрения артиста: «Как написать песню, которая будет так же хороша, как те, которые люди любят и поют поколениями, как найти правильный баланс мелодии и ритма?»

А научный вопрос о музыке, на который он хотел бы ответить? «Почему последовательность звуков пробуждает в людях такой эмоциональный отклик? Почему музыка делает это, а орущие коты и сирены автомобилей - нет? Почему одна музыка делает это, а другая нет?» Несмотря на все исследования и лабораторные эксперименты, Левитин говорит: «Я не знаю, познаваемо ли это». К счастью, это не мешает ему пытаться узнать.

Тренажёр для мозга

Подписаться

Бесплатные почтовые рассылки по саморазвитию.
Уже подписалось более 17 тысяч человек.